Сашенька пошевелила губами.
— Что, что ты говоришь? — не расслышала Дуська. Склонив голову набок, она придала ухом к самому рту Сашеньки и стала слушать, что она шепчет. Жалость, любопытство, озабоченность отражались на ее лице. Наконец она поднялась и, присев, внимательно посмотрела на Сашеньку.
— Позвать его?.. Да нет, миленькая, как его позовешь! Слышишь, какой бой идет?.. Уже три атаки отбили… А он на эскадрон заступил. Дело ответственное… А то, что ты говорила, будь спокойна, все как есть передам. Так и скажу: Саша, мол, наказывала не забывать и почаще писать…
Из лощины показались трубачи. Каждый в паре нес под мышкой пустые носилки.
— Эй, мальчики! — крикнула Дуська. — Давайте одни носилки сюда!..
Трубачи подбежали и быстро развернули носилки. — Эх, сестричку нашу поранило! — с жалостью заговорил старый трубач, нагибаясь над Сашенькой. — Как же ты, Дуська, недоглядела?
— Давай под спину берись, — не отвечая, распорядилась Дуська. — Стой, неладно кладешь. Боком, боком давай… Вот так. Ну, несите.
Громкие крики заставили ее оглянуться. Мелькая между кустами, по кочковатому полю бежали, пригнувшись, легионеры. Ей показалось, что они были тут, совсем рядом, в нескольких Шагах от нее.
«Раненые пропадут!» — с тревогой подумала Дуська.
— Несите скорей! — крикнула она трубачам. Потом, отбежав в сторону, она схватила брошенную кем-то винтовку и понеслась навстречу солдатам, которые, крича что-то, прыгали через кусты. Там, на линии старых окопов, оставшихся еще от германской войны, уже началась рукопашная схватка.
Она увидела, как Ильвачев, схватив винтовку за ствол, сыпал сильные удары вокруг. Тут же стреляли, кололи и рубились бойцы.
Дуська на бегу заложила обойму.
— Стой! Куда? — набежав сбоку, крикнул Сачков. — А ну марш отсюда! Слышишь, кому говорю? — весь дрожа, он замахнулся прикладом.
— Нашел время жалеть! — зло крикнула Дуська, но отрывая глаз от подбегавшего к Ильвачеву солдата с тупым, потным и красным лицом.
Она прицелилась и выстрелила.
— Квит! — воскликнула Дуська.
Солдат, ловчившийся свалить Ильвачева штыком, упал, выронив винтовку из рук.
Справа ударил резерв под командой Вихрова. Легионеры побежали назад.
Из-за леса вновь послышались глухие удары тяжелых орудий.
Перейдя через лощину, Ладыгин поднялся на наблюдательный пункт.
— Ну как у тебя? — встретил его Ушаков.
— Держимся, товарищ комиссар, — сказал Ладыгин, тяжело и часто дыша. — Я там оставил Вихрова… Товарищ комиссар, я получил сообщение… Это что, верно? Ранили? — Он с немым вопросом в своих мягких глазах смотрел на Ушакова.
— Да, — глухо сказал Ушаков. — Бомбой с аэроплана. Принимай командование полком, товарищ Ладыгин. — Он поднял голову, насторожился. — Гляди, что делает! Ах он, мерзавец!.. Ну, погоди!
— А что там, товарищ комиссар? — встревоженно спросил Иван Ильич.
— Карпенко бежит! Весь третий эскадрон снялся с позиции, — нахмурившись, сказал Ушаков. — Ты вот что, Ладыгин: сиди здесь, командуй, а я проскочу, остановлю их. И пошли туда Дерпу. Пусть заступает на эскадрон. Как твое мнение?
Он сбежал в лощину, позвал ординарца и, вскочив на лошадь, умчался.
Гобар скомандовал своей батарее «огонь», когда пехота противника, выйдя из леса, двинулась в обход эскадрона Ладыгина. Это было много дальше того места, на которое показывал ему Поткин. Но, правильно оценив обстановку, он открыл беглый огонь. Гобар опасался, что Ладыгин не выдержит флангового удара, так как у него, видимо, большие потери, и противник овладеет высотами.
Внеся своей батареей полное расстройство в ряды обходившей колонны, он укоротил прицел на два деления и перенес огонь на болото, куда кинулись из-под обстрела крупные силы познанцев. Падая в трясину, снаряды взметали вместе с илом и мхом высокие фонтаны сверкающих брызг.
«Так! Ловко! Совсем хорошо!» — мысленно приговаривал Гобар, видя, как колонна, словно развороченный муравейник, разбегалась в разные стороны.
Телефон загудел, и знакомый голос Калошки спросил: как, мол, дела?
— Хорошо, орлы! — весело крикнул Гобар. — Одним словом, вдребезги бьем.
Он еще уменьшил прицел на два деления, потому что солдаты большой толпой устремились вперед к перелеску, ища в нем укрытия. Увлекшись удачной стрельбой, он не обращал внимания на то, что снаряды пролетали теперь над самой его головой, и заметил это только тогда, когда сильной струей воздуха с него сорвало фуражку.
Вдруг он увидел прямо перед собой цепи солдат. Они с винтовками наперевес бежали в атаку.
После секундного колебания Гобар схватил телефонную трубку и еще раз уменьшил прицел.
Позади него знакомо ударили пушки, потом послышался свист, и перед его глазами вспыхнуло пламя.
В эту минуту телефонист на батарее сказал:
— Товарищ старшина! Связь оборвалась…
Два бойца, проверяя провод, бежали на наблюдательный пункт. Вдруг передний споткнулся и с криком отпрянул назад.
На тропинке лежала нога с блестевшей на сапоге рыцарской шпорой…
Лежа за пулеметом рядом с Харламовым, Митька с тревогой следил за полем боя. Там косматой огненно-черной стеной стояла сплошная завеса разрывов.
— Гляди! — вдруг вскрикнул он, тронув за локоть товарища. — Наши бегут!
— Ну?! Где видишь?
— А вон, вон! — показывал Митька. — Это ж третий эскадрон! Ну да, точно! Третий… А вон и Карпенко бежит!
— Который?
— Маленький, в бурке.
— А-а! Вижу. Эх, жаль, пулемет не достанет. Я бы по нему очередь дал… Постой… А вон навстречу конный летит! Видишь? Остановился… руками машет…
— Комиссар!
— Ну?
— Он. Я его по коню узнал.
— Гляди, упал!
— Кто?
— Карпенко! Комиссар в него с нагана ударил.
— Правильно сделал.
— А комиссар, гляди, спешился. Бойцов заворачивает… Так… Обратно повел…
— Харламов, смотри! — Митька показал на лощину. Там, в глубине, где стояла ветла, появилось несколько крошечных фигурок в голубоватых мундирах. Фигурки — их было шесть — вышли вперед, постояли, совещаясь о чем-то, и двинулись дальше.
— Чего ж ты, Степан, не стреляешь? — встревожился Митька.
— Тш-ш…
Харламов прижал палец к губам, словно его могли услышать в лощине, и быстро сказал:
— Подпустим поближе.
Вслед за дозором из-за поворота показалась колонна.
Харламов припал к пулемету. Гулкое эхо покатилось по лесу. Солдаты шарахнулись в стороны, падая кто навзничь, кто боком.
— Ловко твоя машина работает! — сказал Митька. Харламов усмехнулся.
— Машинист подходящий… Дай диску!
Митька подал ему магазин. Зарядив пулемет, Харламов, прищурившись, стал выискивать новую цель. Но в лощине больше не было заметно движения.
Вдруг воздух заколебался. Послышался хватающий за душу свист. Позади них, в низине, разорвался снаряд.
— А ну, браток, сходи коней посмотри, — сказал Харламов, не отрывая глаз от лощины.
Митька поднялся, прихватил винтовку и, раздвигая кусты, спустился в поросшую лесом низину. Там, у ручья, возле одинокой березы стояли две лошади. Он подошел к лошадям, привязал их покрепче и, набрав во флягу воды, полез на гору. Но не успел он подняться и до середины горы, как впереди начали рваться снаряды и суетливо затрещал пулемет. Хватаясь за выступавшие корни, Митька стал быстро карабкаться вверх.
Подбегая к Харламову, он заметил, что по лощине поднимались сплошные цепи солдат. Он броском прилег рядом с товарищем. Смахнув с потного лба прядь русых волос, Харламов между двумя очередями быстро взглянул на него.
— Как кони?
— В порядке. Я…
Вместе с оглушительным грохотом перед пулеметом вспыхнуло пламя. Митька вскрикнул и ткнулся в землю лицом. Харламов хотел было броситься на помощь товарищу, но залегшая цепь поднялась шагах в двухстах от него. Длинной очередью Харламов прижал цепь к земле и повернулся к товарищу. Тот тихо стонал, придерживая ладонью висок. Кровь заливала грудь и рукав гимнастерки.
— Скачи на перевязочный, — коротко сказал Харламов. — Ну? Кому говорю!
Митька молча пополз к лошадям.
— Возьми и моего коня! — крикнул Харламов, оглядываясь через плечо.
Познанцы приближались. Уже были видны лица солдат.
— Шнеллер! Шнеллер! — кричал по-немецки бежавший впереди офицер.
Харламов приготовил гранату, тяжелым взглядом посмотрел на офицера и дал очередь. Офицер зашатался, вскинул руками и, подгибая колени, упал под ноги солдат… Пулемет смолк. Магазин кончился. Вдруг чья-то рука подложила к пулемету заряженный диск. Харламов оглянулся. Митька молча смотрел в лощину. Голова его была обмотана окровавленной нижней рубашкой.
Харламов перезарядил пулемет и снова хватил длинной очередью. Цепь ничком бросилась наземь.
